I.
Говоря по правде, я теперь уже врятли когда-нибудь смогу точно сказать, в какой момент жизни и под воздействием каких потрясений я вдруг обнаружила в себе такую большую любовь к Парижу. Случилась ли она в тысячные доли секунды – как, говорят, возникает любовь с первого взгляда – или она крепла постепенно под воздействием многочисленных изученных мною книг и фильмов, половина из которых были проникнуты духом этого волшебного французского города, но к 15-ти годам эта моя идея любви уже с корнями засела у меня в голове, и казалось, что Париж уже являлся для меня не просто городом, а целым миром. У меня было чувство, будто я, в реальности еще даже не побывав в нем, но во сне уже незримо исследовав все его извилистые улочки, оставила на светлой набережной Сены свои сердце и душу и благополучно забыла их забрать, а потом какой-нибудь парижанин унес их к себе домой и запер на чердаке среди сборища множества других прелюбопытных вещиц, и сделать это мне поэтому уже и не представлялось никакой возможности.
Знаете, казалось, я всегда хотела жить, как та девушка из рекламы духов: такая загадочная особа, в истинно французском розовом платье-баллоне, со связкой больших разноцветных воздушных шариков - в Париже, кажется, это вовсе не сочтут странным; бродить по безмолвным улочкам окраин города, где как будто каждый дом может рассказать какую-нибудь душераздирающе-романтичную историю любви; забегать в эти маленькие кондитерские с манящими витринами, аромат свежей выпечки из которых, как волшебный эльф, ловил тебя на улице и завороженный, ты просто уже не мог пройти мимо; с высоты крыш смотреть на загорающиеся огни Эйфелевой башни по вечерам, улыбаться прохожим и представлять, что где-то среди них покажется такой безумно очаровательный парень, а-ля этакий принц из грез, который улыбнется мне своей неотразимой улыбкой и протянет 'Bonjour, mon petit etranger beau'... А потом растаять и улететь, как те воздушные шарики в небо, развиваясь над Парижем. Я хотела так.
В моей голове были еще сотни и тысячи похожих сюжетов, и все они были наполнены до самых краев смешением приторно-сладких до безумия вкусов, ароматов и цветов, так что порой казалось, будь это воплощением реальности, то задохнуться было бы можно. А я упивалась этими грезами, подпевала девушке из своего плеера, ну знаете, что-то вроде,
I miss that kiss on summer in Paris, и мечтала о поцелуях на крыше гостиницы и раскинувшемся у моих ног городе в розовато-желтом предзакатном свете.
Я выросла и перестала фантазировать о белом пони или хрустальных туфельках. Лето, сладкая вата, бабочки в животе и - Париж, Париж! – вот что теперь являлось моей идеальной сказкой.
Могла ли я в действительности рассчитывать на то, что в ближайшем будущем я смогу осуществить свою мечту? Я не была уверена в этом.
Но я ошибалась.
Мне было тогда почти 16 лет. Я была обычной легкомысленной девчонкой, которая критиковала свою фигуру, надевала высокие каблуки, чтобы не быть такой коротышкой, влюблялась в каждого встречного красавчика, а в свободное время предавалась обдумыванию своих грандиозных планов. Я действительно любила замахнуться высоко. Наверное, тот же Париж лишний раз был тому подтверждением.
В то время мы впервые начали выезжать за границу. Мы посетили Финляндию и Швецию, и я открыла в себе большую страсть к путешествиям. Я была очарована этой милой, аккуратной Европой, ее мощеными улочками, ее домами, даже ее жителями. Кажется, я полюбила ее всю – будь она сонной и тихой ранним утром, или оживленной и яркой в свете вывесок и магазинных витрин вечером; будь она окутанной тучами и залитой дождями или тонущей в солнечных лучах. Конечно, я понимала, что жизнь там все равно не может быть совсем идеальной, но я просто не хотела задумываться об этом.
Я никогда не могла понять Лану, способную с утра до вечера самозабвенно валяться на пляже, это ее излюбленное занятие казалось мне лишь пустой тратой времени. Каждый раз, когда нам (на самом деле это всегда была инициатива Ланы, но она считала своим истинным долгом тащить меня с собой, чтобы я «погрелась, а то у нас совсем солнца не бывает») удавалось на пару дней вырваться на какое-нибудь жаркое морское побережье, я покорно шла с ней на пляж, где, выждав полчаса, демонстративно залезала по пояс в воду, и, считая свою задачу перед Ланой полностью выполненной, со спокойной совестью дефилировала в гостиницу. Лана каждый раз бесилась.
- Боже, ну неужели тебе не нравится лежать и просто наслаждаться этим раем вокруг тебя?
- Я не переношу соленую воду, а от этого дурацкого песка я вся чешусь, - честно отвечала я ей.
- Маленькая зануда.
Я фыркала и обиженно скрещивала руки на груди. Что я могла с собой поделать?
Я ненавидела сидеть на месте. Мне нравилось открывать новые пути, новые города, страны, меня не пугали долгие дороги и большие расстояния. Я любила движение вперед - когда ты постепенно преодолеваешь километры расстояний, разделяющих тебя от точки твоей конечной цели; когда стремительно меняется пейзаж за твоим окном: в воздухе – с грозовых туч на безоблачную небесную гладь, на воде – с маленьких островков и неясных очертаний береговых линий вдалеке на бескрайние морские просторы, на суше – с величественных горных цепей до непроходимых лесов; когда ты обедаешь в придорожных закусочных, а ночуешь в случайных мотелях с крошечными номерами. Я любила аэропорты с их горящими табло, пестрыми вывесками на всех языках мира, и когда зажигалось табло «пристегните ремни» и сияющие стюардессы начинали свой инструктаж, когда самолет плавно отрывался от земли, постепенно поднимаясь все выше и выше над облаками, и когда, наконец, не было больше видно ни дорог, ни домов, ни тени от самолета - тогда весь мир оставался там, далеко внизу, а я ощущала себя уже не частью этого мира, а птицей, свободно парящей к горизонту.
Не думайте, что Лана не знала о моих мечтаниях. Когда мы с ней обсуждали наши планы на лето, на ее вопрос, куда бы я хотела поехать, я так прямо ей и ответила, что хочу в Париж. Конечно, Париж для нее тоже был заманчивым городом, но, наверное, лишь потому, что этим названием можно было утереть нос какой-нибудь ее подружке. Для нее он не был чем-то особенным, романтичным и очаровательным, каким он был для меня. Я не смогу точно передать то, что она ответила на мое самонадеянное заявление. Кажется, она протянула что-то вроде «Оооу, детка, ну да, Париж – это круто», и тогда мы с ней так ничего и не решили.
У нас потом еще часто заходил разговор на эту тему, но я не воспринимала это всерьез, так как мало верила в такое неожиданное чудо. Я и понятия не имела, что на самом деле Лана приняла мое желание и про себя уже давно обдумывала его.
Узнала я об ее решении только в первых числах июня. Я почти сдала все экзамены в школе, и учебный год подходил к концу. Я с тоской думала о предстоящих каникулах и перспективе все лето шататься из стороны в сторону, натыкаясь на стены, в абсолютнейшем незнании, чем себя занять. В один из дней, придя домой, я застала Лану, оживленно болтающую по телефону; ее ручка энергично порхала по уже исписанной вдоль и поперек цветастой газетной вырезке. Я послала на нее вопросительный взгляд, но она лишь с улыбкой приветственно кивнула мне. Спустя десять минут она, наконец, отняла трубку от покрасневшего уха и с энтузиазмом сказала мне:
- Мы едем в Париж.
Я удивленно посмотрела на нее, не зная, что и думать в ответ на ее неожиданное заявление.
- Ты это серьезно?
- Почему бы и нет? Эй, ты же мечтала об этом, не так ли? Я уже все разузнала. Мы с тобой чудесно проведем время. Я подумала, что ты могла бы взять с собой то прелестное белое платье – оно изумительно подходит для Франции, я его обожаю, и ты в нем такая хорошенькая, просто куколка.
На этих словах я не удержалась и возвела глаза к потолку – неужели ей мало того, что я все детство проходила в кружевах и оборочках как Барби? Я был твердо убеждена, что настоящие француженки – прелестные худышки с великолепным вкусом. Я никогда не стану такой. Для достижения созданного в моей голове идеала мне требовалось неожиданно волшебным образом подрасти на пятнадцать сантиметров и выкинуть на помойку весь мой гардероб.
Я все еще порывалась попросить Лану ущипнуть меня, чтобы проверить, что все это не является лишь сказочным сном.
- Ну, так что ты думаешь? – она выжидающе смотрела на меня, сложив руки на груди, озадаченная моим долгим молчанием.
- Ох, подожди минутку.
Наверное, выражение моего лица было такое, как будто я как минимум получила премию Оскар. Боюсь, я не смогу достаточно живо передать свои эмоции, потому что мне сложно подобрать подходящие слова. Мысленно, я была уже там; перед моими глазами вереницей проносились еще не имевшие места быть в реальности, нечеткие, как старые поляроиды, не обретшие окончательной формы, картинки, быстро сменявшие одна другую. На них была я. И был головокружительный Париж. И среди них я смутно различала еще одну – в ту, которую я не верила, но о которой глубоко в сердце страстно мечтала – прекрасный незнакомец (я не могла рассмотреть его лицо, но я знала, что он прекрасен), сидел на аккуратно подстриженном газоне парка Тюильри, а вдалеке у Лувра размеренно крутилось колесо обозрения. А я сидела рядом с ним, положив голову ему на плечо, и его рука покоилась на моей талии. Это было так идеально, что, по моему мнению, этому никак не возможно было повториться на самом деле. И от этого хотелось плакать. Но я не должна была.
Я увижу Париж – и это стоит многих вещей на свете.